Дилогия о враче реаниматологе

Рассказ-2.Чушь собачья

История эта началась в общем с того, что в наше отделение привезли новый экспериментальный “шокер” РГ-4. Главное отличие его от своих собратьев было в том, что этот прибор можно было применять без прямого контакта с кожей больного. А это очень важно если у больного повреждена кожа на груди, как например в следствии ожога. У нас РГ-4 должен был пройти клинические испытания.

Остряки сразу расшифровали “РГ” как “ручной гранатомёт”, но вот по поводу цифры 4 было несколько версий. Одни считали, что при его предыдущих испытаниях погибло 4 человека, а другие, менее кровожадные считали, что наша больница четвертая по счету, где происходили испытания. Создатель прибора рассказал, как с ним работать, но на практике предложил действовать мне. И тут как раз подернулся такой случай. Хотя у больного не было травмы кожи, но решили вместо обычного “шокера” использовать РГ-4. Целой толпой мы побежали к больному с остановкой сердца. Я впереди с РГ-4, сзади меня главврач больницы, завотделением реанимации, изобретатель, медсестра и двое практикантов. Я, как было сказано в инструкции, поднес электроды на расстояние 20 сантиметров от груди больного и нажал на правом электроде маленькую красную кнопку.

То, что случилось после этого знаю только со слов других людей так как пришел в сознание спустя двое суток. Единственное что успел уловить мой мозг за какие-то доли секунды, это то, что больничная стена вместе с кроватью больного удалялась от меня с третьей космической скоростью. Но как оказалось стена твердо стояла на месте, а с космической скоростью в направление другой стены, летел я.

И тут впервые в моей жизни врача спас больной. Его вытянутая загипсованная нога хотя и лишила меня сознания, но затормозив мой полет и смягчил удар о стену. Больной, как оказалось тоже от этого выиграл. Его сломанная нога срослась неправильно и когда я своей головой сломал её вторично, хирург обнаружил свою ошибку и на этот раз соединил кости как надо.

Находившийся за моей спиной медперсонал отделался лишь синяками и ушибами. А с больным, у которого была остановка сердца, случилось вообще что-то удивительное. После действие РГ-4 у него не просто появился пульс. Он вскочил ногами на подушку и встал, прижавшись крепко к стене и глядел на окружающих испуганными глазами, а потом вдруг начал громко хохотать. После того как он отхохотал две недели в психиатрии, его привели в кардиологию и через месяц выписали совершенно здоровым.

А теперь о том, что случилось дальше.

В то время, у меня наступила полоса невезений. Сначала от нас ушел старый главврач, Борис Аркадьевич, прекрасный врач и душевный человек. А на его место пришел неуч, страдающий словесным поносом. Он ужасно любил выступать с речами и потому чуть ли не каждую неделю в нашей больнице происходили различные собрания. И как-то, выступая на одном из таких собраний, новый главврач круто оговорился, сказав: “Я считаю, что отделение приемного покоя должна поставлять больше больных в реанимацию”.

Конечно, он имел в виду, что в приемном покое должны тщательно сортировать поступивших больных по отделениям. Но с другой стороны если понимать эту фразу в прямом смысле, то получается, что врачи в приемном отделении должны значительную часть поступивших пациентов бить по голове, лишая их сознания чтобы был повод направить их в реанимацию. Почти все присутствующие тихо засмеялась, прикрывая рот рукой или заулыбались.

Но я же заржал так громко, как может заржать молодой ретивый конь увидевшей неподалеку кобылу. Главврач строго посмотрел на меня, словно сфотографировав через свои огромные черные очки с нулевыми диоптриями, которые носил для солидности и не снимал как говорили даже на ночь. С тех пор сравнительно гладкое шоссе моей жизни сменилось на проселочную дорогу с большими колдобинами. Потом от меня ушла девушка, выбрав как она сказала, более достойного спутника жизни.

Как-то раз прогуливаясь вдоль реки, недалеко от моста, я увидел в воде тряпку, она привлекла моё внимание тем, что немного шевельнулась. Дело было вечером, уже наступили сумерки и толком разглядеть, что это такое я не смог. Но стал наблюдать за тряпкой. Вскоре она опять слегка шевельнулась.

Крыса!” — сначала подумал я – “но почему так странно себя ведет? Они обычно проворны. – скорее всего ранена или больна. Я решил подойти поближе. К этому времени тряпка уже вылезла из воды на песок и застыла. Никак не прореагировала она и на моё приближение. Подойдя, я разглядел, что это был совсем крошечный щенок. Скорее всего кто-то выбросил его с моста, решив утопить, но он все-таки нашел себе силы выбраться на берег. Я взял щенка на руки.

Он попытался тявкнуть, но это был какой-то ультразвуковой писк. Потом я его отогрел и высушил, но, к сожалению, долгое пребывание в холодной воде дало о себе знать, и он заболел. Он кашлял, стонал и отказывался от любой еды. Я умею рассчитывать дозы различных лекарств, но в этом случае было очень трудно, так как пациент был собакой, да еще к тому очень маленькой. Но мой расчет оказался видимо верным, а может тому была сила воли щенка, ведь сумел же он выбраться из реки. В общем щенок выздоровел. Вместе с выздоровлением щенка здоровая жизнь пришла и ко мне. Вместе с выздоровлением щенка, здоровая жизнь пришла и ко мне.

Я встретил девушку Дашу, которую сильно полюбил, и которая так же сильно полюбила меня.

Даша была понимающей и любила животных и мою собаку, но, конечно, сильнее любила меня. Видя, что я не справляюсь она начала её дрессировать. А главврача перевели из нашей больницы куда-то с повышением, вроде бы в министерство.

Что насчет собаки — воспитывал я его с детства сам, в доброте и любви. Конечно, он проказничал: грыз стельки из обуви, аккуратно их вынимая, как-то раз разбросал нам муку по квартире. Но самое забавное наверно было смотреть как он спит – морда вся двигается, скулы ходят, лапы передвигаются и происходит характерное то ли поскуливание то ли тявканье. “И думаешь – и кто говорит, что собакам сны не сняться…”

Зато какие сны могут сниться людям…

Я открываю глаза. Голова как ватой набита. Слышу голос Даши. Лениво смотрю на часы И думаю – “в три часа вставать, да спать жутко хочется”. Меня ласково толкают со словами:

вставай Тимошка. Гулять пора.

От таких слов я резко встал, а так как я спал на краю, жестко упал. Миска как шайба улетела на балкон как в ворота. Это окончательно выбросило меня из сна, я посмотрел на Дашу и сказал:

-Даша! Это я, Саша. – причем как я думал сказал четко, по-человечески.

Она подошла погладила меня по голове и сказала:

-Тимоша, Саша болеет сегодня я с тобой гуляю. Не скули родной.

Куда это Даша пытается меня вести и почему называет не Сашей, а Тимошкой. И почему у меня на шее какой-то ремень. Я же обычно не ношу на шее никакого ремня, зачем он мне там нужен? Пытаюсь пощупать его, поднимаю правую руку и тут же падаю. Оказалось, что я стою на четвереньках.

Что с тобой сегодня Тимошка -ласково спрашивает меня Даша.

Хочу ей ответить – “что сам не знаю”, но получается только “Гав-Гав”. Кстати, довольно грозное. Нехорошо. На Дашу надо лаять ласково и при этом вертеть хвостом. Вертеть хвостом? Что со мной? Откуда у меня может быть хвост? Оглядел себя как мог. Всё ясно, я каким-то образом переселился в Тимошку, а он, по-видимому, в меня. Что же сейчас твориться в отделении реанимации. В голове не укладывается. Наверное, проще представить третью мировую войну или высадку космонавтов на Солнце. Ладно об этом лучше не думать, а то шарахнет инфаркт вместе с инсультом. А пока буду наслаждаться собачьей жизнью. Ладно посмотрим каково это быть в собачей шкуре. Потом столько интересного Даше расскажу. Не поверит”. И подняв хвост, пошел рядом с ней.

В хорошей семье собаке живется, по-моему, неплохо, а Даша у меня хорошая. Не надо будет ходить на работу и решать остальные житейские проблемы. Только вот с Дашей у нас теперь что будет…Я ведь даже поцеловать её по-настоящему не смогу, могу лишь облизать, да головой, в смысле мордой об ноги потереться. Вот и вся любовь-морковь. Только вывела меня Даша на улицу и я, воспитанный человек, врач, интеллигент, тут же задрал заднюю ногу едва вступил на бордюр. Страшный, почти смертельный стыд охватил всего меня, но инстинкт был сильнее.

-Бедненький мой. Натерпелся – жалостлива сказала Даша.

Огонь стыда еще больше охватил меня. Мне казалось, на мне уже шкура горит, но я упорно поливал все более-менее высокие места, встречавшиеся на моем пути. А самое гадкое заключалось в том, что перед тем как их полить, я их очень тщательно обнюхивал, добросовестно водя носом по отметкам оставленным до меня. Придя домой, давясь, съел миску сухого корма. Еда ужасно не нравилась, но не хотелось огорчать Дашу. Эх! Сейчас бы выпить кофе и съесть пару булочек с маслом. Но всё. Теперь надо забыть о кофе. Ведь хотя Даша и очень умная девушка вряд ли она догадается угостить собаку чашечкой кофе. Всё наелся, теперь спать.

Пока усну на коврике, а когда Даша ляжет и уснет, заберусь к ней на постель и лягу рядом к ней. Такой план любви родился вечером в моей собачьей голове. Но ему было не суждено было сбыться. Я долго не мог заснуть. Сухой собачий корм требовал воды. В моем рту, пардон в моей пасти, была страшная сухость. Так у меня обычно, бывало, лишь на следующий день после празднования чьих-нибудь круглых именин. Наконец, выпив, несколько мисок воды, я измучившись, крепко уснул, уютно уткнувшись носом в собственный хвост.

Вот она собачья жизнь.

* * *

Очнувшись утром, увидел белые стены родной реанимации и тревожное лицо склонившейся надо мной Даши.

-Даша милая – не громко сказал я, опасаясь вместо приветствия громко пролаять. Но к моему безмерному счастью, я не залаял, а поприветствовал Дашу на человеческом языке. Не доверяя слуху, я посмотрел на свои вытянутые руки. Это были человеческие руки, белые руки врача.

Вскоре я был уже дома. Тимоша встретил меня, словно это я пришел побитый с долгой прогулки. Он вертел хвостом.

-Даша, а откуда на нашем шкафу царапина?

-А это Тимошка, с грохотом упал и отправил миску на балкон, чиркнув по шкафу…

Дальше мне оставалось думать, что это за чушь собачья…

 

2